Этот урок Заклинаний был какой-то бесконечный, честное слово. Тони, часть занятия просто пролежавший на парте, периодически все-таки выныривал из температурного забытья, что-то там колдовал, порой даже успешно, и снова опускал гудящую голову на руки. Помогать это не очень помогало, даже скорее наоборот, так что ближе к финалу урока Рикетт начал всерьез рассматривать версию, что его кто-то проклял. В смысле – ну не может же быть такому здоровому (во всех смыслах) лбу настолько паршиво из-за обычных соплей?

Последнее задание профессора Флитвика Тони сделал кое-как и даже не попытался исправиться, мутным взглядом глядя на слегка побледневший шарик и изредка толкая его пальцем, чтобы заставить качаться туда-сюда. Наконец декан Рейвенкло разрешил расходиться, и Рикетт, тяжело поднявшись, принялся складывать в сумку свои вещи - медленно и сосредоточенно, а то кости ломило так, как будто по нему проехался бладжер размером с дом. Полностью поглощенный своим важным занятием, Тони упустил момент, когда у этого жалкого зрелища появился свидетель.

Откровенно говоря, случаи, когда Мур заговаривала с ним первой, за шесть лет можно было пересчитать по пальцам. Ну, если не считать чисто учебных моментов в духе «Профессор поручил мне раздать работы, держи вот» или «Рикетт, будь добр, убери свою ножищу с моей сумки, спасибо». И это было в целом, ну… Нормально. Тони даже как-то привык считать Селину чем-то вроде приятной для глаз, но бесконечно далекой декорации – красивой, но какой-то ненастоящей.

И вот теперь ирреальная слизеринская староста стояла прямо перед ним, вертела в руках его перо и смотрела как-то очень пристально и крайне неоднозначно. Самое время удивляться, а, может быть, даже немного паниковать, но Рикетту было настолько «не очень», что сил на это просто не хватало.

А вот на дурацкие шутки они откуда-то нашлись.

- Перо, что, в заложники берешь, если я вдруг не согла… кхех, - Рикетт поспешно отвернулся и надрывно закашлял в рукав мантии. – Прости, - хрипло сказал он наконец. – Я схожу, честно.

Потом как-нибудь. После ужина, например. А то если Помфри, не приведи Мерлин, решит его оставить до вечера в Больничном крыле, ему светит максимум чашка бульона и Бодроперцовое зелье на десерт. Ну и вообще. Не хотелось бы весь день на это угробить.

Но у Селины были, видимо, какие-то свои планы на этот счет, и, пользуясь беззащитностью противника, она могла легко претворять их в жизнь. В какой-то момент (где-то уже на полпути к Больничному крылу) Рикетт решил с этим не спорить. Все равно он толком ничего сказать не может, не разразившись драккловым кашлем.

- Не стоило все-таки, - все же упрямо проворчал он из-за шарфа, пропуская Мур вперед на лестнице. – С чего вообще такая забота, на Слизерине что, уже эпидемия?

Вот он бы не удивился, если бы эта адская хворь из змеиных подземелий пошла. А Тони говорил же – эти пафосные сквозняки и изысканная сырость их там всех погубят!

К шестому году обучения лестницы в Хогвартсе уже редко могут тебя удивить. Сюрпризы еще случаются, конечно (ну, или ты говоришь, что случаются, когда профессор спрашивает, почему ты опоздал на урок), но уже далеко не так часто. Вот и сейчас, когда лестничный пролет начинает двигаться, Тони даже бровью не ведет – он знает, что тот все равно в конечном итоге доставит их к коридору, ведущему к Больничному крылу. А пока можно просто разглядывать Мур, которую Рикетт пропустил вперед, разумеется, из чистой галантности. Недосягаемая слизеринская староста не так уж часто оказывается на расстоянии вытянутой руки.

Селина оборачивается, махнув краями форменной юбки, и говорит что-то правильное и нравоучительное. Что – Рикетт не очень понимает, потому что в какой-то момент осознает, что вот уже больше тридцати секунду совершенно беспардонно пялится на ее коленки. Тони торопливо поднимает взгляд и начинает думать, что, возможно, ему и правда надо в Больничное крыло. Очень может быть, что у него даже жар. Потому что ему только что померещилось, что Селина Мур с ним флиртует, а этого не может быть, потому что не может быть никогда.

- Да нет, отличная компания, ничего не имею против, - бормочет Рикетт, о чудо, договаривая наконец фразу до конца, и вдруг чувствует себя страшно неловко – за все сразу. За свой разрывающий горло кашель, за больные слезящиеся глаза и распухший нос – за весь этот бардак, который совершенно не сочетается с такой идеальной, «с иголочки» Мур, стоящей на несколько ступенек выше и глядящей на него почти что сверху вниз и как-то… оценочно-снисходительно, что ли.

«Точно жар», - мрачно решает Рикетт, и лестничный пролет наконец – хвала Мерлину! – замирает, а значит, можно дальше подниматься по ступенькам, на всякий случай – глядя исключительно себе под ноги.

Тони с удовольствием провел бы весь путь до Больничного крыла в тишине, но Селина порывается завести разговор, который тут же обрывает на полуслове. Рикетт очень надеется, что за этим «рассказывай» прячется разгадка такого повышенного к нему внимания. И, например, сейчас выяснится, что Селина запала на Флита и хочет разузнать расписание их тренировок. Но фразы повисают в воздухе, так и не давая внятной картинки – приходится признать, что Мур умеет держать интригу.

До Больничного крыла Тони добирается совершенно морально измотанным и чувствует себя так же, как бывало лет в пять, когда родители приводили его в Мунго на осмотр: неуверенно топчется у двери и даже почти не сопротивляется, когда Селина подталкивает его вперед, с легкомысленной улыбкой объясняя мадам Помфри, зачем привела к ней этой невменяемого хаффлпаффца, а затем и вовсе сама определяет Рикетту кровать, страшно далекую от его любимой койки у большого окна.

Медсестра охает и ахает над Тони, делает ему внушение о том, что нельзя так тянуть с обращением к врачу, тормошит. Рикетт послушно выдерживает все манипуляции – открывает рот, рассказывает про симптомы, кашляет и чихает по заказу, почти не глядя на все время остающуюся где-то в поле зрения Селину. Наконец мадам Помфри выдает ему кружку с лимонного цвета зельем:

- Вот это выпьете сейчас, мистер Рикетт. Минут тридцать придется посидеть здесь, потом я вас отпущу, если обещаете в течение недели принимать лекарства утром и вечером, - Тони кивает, но мадам Помфри смотрит на него с сомнением и поворачивается к Селине: - Мисс Мур, передайте старостам его факультета мои рекомендации, хорошо? Вот, это ваши леденцы.

Рикетт утыкается в кружку и, зажмурившись, делает большой глоток. Зелье оказывается неожиданно приятным – обжигающе-горячее, с резким вкусом мяты оно быстро прочищает горло, а вместе с ним – и голову. Тони садится на кровать напротив Селины, обхватывает кружку двумя руками и с интересом смотрит на Мур.

- А ты что, получается, часто здесь бываешь? – спрашивает он. – Периодически валяюсь на больничной койке, а тебя никогда не видел.

Ну еще бы. Мур же – ненастоящая. Такие не болеют, не ходят в Больничное крыло и уж точно не провожают туда растрепанных сокурсников, тратя на это львиную долю большого перерыва.

- И это, что я должен был рассказать? – улыбается Рикетт, делая еще глоток чудо-зелья. На этот раз начинает нормально дышать нос. Не снадобье, а мечта, может, такими темпами получится как-то обойтись без еще целой недели на лекарствах? – Кажется, я уже способен сказать больше пяти слов за раз, но это неточно.

Тони не краснеет, не смущается и говорит без малейшей запинки – он вообще умеет быть болтливым и сейчас ведет себя так, будто разговаривает со старой приятельницей. Вот только Селина ему не добрая подружка. Вообще нет. Слишком уж Мур красивая для того, чтобы с ней дружить. Не то чтобы Тони все предыдущие годы этого не замечал – просто раньше это его никак не касалось.

А сейчас вот, кажется, коснулось.

Отредактировано Anthony Rickett (04.09.20 18:31)

Обещание Селины школьной медсестре все же заставляет Тони скосить на нее вопросительный взгляд. Серьезно? Проследит? Прямо вот так – утром и вечером? Пацаны из барсучьей спальни будут в восторге.

Мур невозмутимо смотрит на него в ответ, и от этого взгляда Рикетту слегка не по себе. Ладно, откровенного говоря, не по себе ему уже давно, и только тяжелая пелена разгулявшейся простуды мешает осознать этот факт до конца. Да и этот последний защитный барьер для психики быстро исчезает под напором достижений современной колдомедицины.

В какой-то момент, впрочем, на Тони снова нападает отчаянное желание закашляться, вот только вряд ли зелье мадам Помфри тут сможет как-то помочь. Странная сухость в горле нападает на него уже когда он следит за перемещениями собственного пера, а уж когда Мур непринужденно откидывается назад, Рикетт, не сдержавшись, все же коротко кашляет в кулак, отводя взгляд.

Давайте будем откровенны: несмотря на то, что у шестнадцатилетних парней, да еще и с Хаффлпаффа, репутация полных идиотов, Тони не безнадежен в понимании намеков и довольно точно умеет определять, когда девушка проявляет к нему интерес. Он, конечно, прости Мерлин, не ловелас никакой, да и не зациклен на амурных успехах так, как тот же Маклагген, но вполне отдает себе отчет, что высокий рост, широкие плечи и место в факультетской сборной могут обеспечить ему определенный круг поклонниц. Вот только свою, скажем так, целевую аудиторию Рикетт представляет довольно хорошо, и девушки типа Мур никогда в нее не входили. То, что парни вроде него не могут заинтересовать девчонок вроде Селины – аксиома, не требующая доказательств.

И она полностью идет в разрез с тем, что он вот прямо сейчас наблюдает своими собственными глазами.

Тони машинально делает еще глоток зелья и отставляет на время кружку на тумбочку. Торопиться им, похоже, некуда – Мур вполне определенно высказалась за то, чтобы провести тут оставшиеся полчаса, и вряд ли только потому, что таблетки с валерьяной надо принимать исключительно под наблюдением врача. Ну что ж. Очень мило с ее стороны.

- Ну-у-у, - тянет он, наклоняясь вперед и с интересом глядя на Мур. – Давай подумаем, какие у нас есть варианты. Вряд ли ты хочешь списать у меня домашку по Заклинаниям, правильно? И квиддич тебя, кажется, тоже особенно не интересует. Хм… - Рикетт изображает на лице глубокую задумчивость, ради разнообразия – не спуская глаз с лица Мур, а не ее колен. – Как насчет того, что я компенсирую тебе пропущенный из-за меня обед – для начала? Сомневаюсь, что эти твои конфеты достаточно калорийные, чтобы протянуть на них до вечера.

На самом деле это самое безобидное из того, что Тони может предложить, и отличный шанс для той же Селины перевести все происходящее в шутку – оно и правда похоже на розыгрыш, именно поэтому тон у Рикетта тоже подчеркнуто несерьезный. Как будто он реально понимает и принимает правила игры, о которых на самом-то деле не имеет ни малейшего понятия.

- У тебя там как, есть следующий урок? – спрашивает он как ни в чем не бывало. У него самого вот есть. Но что-то – видимо, то самое, что провоцирует совсем не связанный со здоровьем кашель – говорит ему, что одно занятие вполне можно и пропустить, когда для этого есть достаточно уважительная причина.

Под очередным пристально-изучающим взглядом Мур Тони едва сдерживается, чтобы нервным движением не одернуть мантию или поправить небрежно закатанные рукава форменной рубашки. Почему вообще она смотрит на него так, как будто впервые увидела, они же уже шесть лет как знакомы? Хотя, если уж на то пошло, то и Рикетт сегодня, кажется, наконец замечает Селину по-настоящему. Последние полгода Тони было совсем не до романтики, и он почти разучился воспринимать девчонок как, ну… девчонок, а не просто однокурсниц. И вот – пожалуйста. По ходу, чудо-зелья мадам Помфри не только прочищают горло, но и раскрывают глаза. Хотя, возможно, было слишком рискованно вот так сразу после сеанса такого «лечения» оказываться один на один с шестнадцатилетней красивой блондинкой, к тому же вполне уверенной в своей неотразимости.

Еще рискованнее – настолько сокращать расстояние. Селина подается вперед, упираясь подбородком в аккуратный кулачок, и Тони вдруг понимает, что никогда раньше не замечал, какие все-таки узкие проходы между кроватями в Больничном крыле. Не то чтобы Рикетта когда-нибудь заботило такое понятие, как личное пространство, но вот сейчас почему-то очень хочется отшатнуться и увеличить дистанцию. Но в другой руке Селины зажато все то же многострадальное перо, и глупая шутка про заложников уже кажется не такой уж шуткой, тем более что дело, похоже, совсем не в письменных принадлежностях, а очень даже может быть, что в их владельце. Поэтому Тони не двигается, продолжая смотреть Мур в глаза, которые теперь как-то совсем уж близко - и это точно не приведет ни к чему хорошему.

Глаза у Селины, оказывается, не чисто голубые, а с зеленцой. Такой холодный цвет, почему-то вспоминается тонкая корка льда на подмерзшем февральском озере. Если бы Рикетт умел в метафоры, он бы точно подумал, что не дай Мерлин под этот лед провалиться – потому что там, внизу только толщи холодной воды, тишина и мрак, который затягивает все дальше и дальше в глубину, и из нее, как ни барахтайся, не выберешься.

Но Тони в метафорах не силен. Тони вообще полагает, что ничего особенного не происходит. Ну подумаешь, пообсуждает с Селиной Мур свое здоровье и академические успехи. Что плохого может случиться? Ну согласилась она на совершенно дурацкое, кстати, предложение совершить набег на кухню, ни разу даже не фыркнув в духе «Вам, хаффлпаффцам, лишь бы пожрать» - ничего ж такого. В конце концов, эти девчонки со своими диетами, будем откровенны, вечно до еды сами не свои. Это вполне нормально и вовсе не странно, как не странно и то, что Тони подрывается с места от одного ее движения, забывая и про недопитое зелье на тумбочке, и про склянки с лекарством на будущее, чтобы молча следовать за Мур, заинтригованно глядя ей в спину.

«Заинтригованно» - отличное слово, кстати. Куда лучше, чем «загипнотизированно», например.

Впрочем, нельзя сказать, что Тони не видит вообще ничего вокруг. Допустим, проследив за движением головы Селины, он замечает Элли и коротко машет ей рукой.  Элли учится на втором курсе, и у нее есть очень активная кошка, вечно лезущая, куда не надо. Однажды Тони пришлось даже седлать метлу, чтобы стащить этот глупый комок шерсти почти с самого верха рейвенкловской башни, после чего усатая тварь прониклась к нему большой симпатией и периодически пробиралась в спальню шестикурсников, откуда Рикетт выдворял ее за шкирку, пока у Шрама инфаркт от такой наглости не случился. Интересно, что у Элли с рукой?..

Тони думает об этом как-то рассеянно, делая шаг вслед за Селиной, и чуть ли не налетает на девушку, внезапно остановившуюся и обернувшуюся к нему. Расстояние между ними сокращается до совсем уж критических значений. Тони смотрит на Мур сверху вниз, но Мерлин свидетель, это вообще не помогает сохранять контроль над ситуацией.

- А? Шарф? – потерянно переспрашивает Рикетт, от разговорчивости которого враз не остается почти ничего, и тянется рукой, чтобы немного ослабить узел и слегка оттянуть шерстяную удавку от шеи, чтобы так не давило. А то что-то тут и правда стало жарковато.

В чем Рикетт точно отдает себе отчет – так это в том, что выглядит сейчас как полный идиот. Это вполне ясно читается на лице Селины, откровенно потешающейся над ним, но Тони почему-то даже не обидно. Наоборот.  Мур, снявшая маску презрительного равнодушия, кажется живее, естественнее… Ближе. И красивее, само собой.

Тони стряхивает с себя оцепенение, только когда слизеринка отворачивается от него и целенаправленно движется к выходу. Он сдергивает с шеи и так болтающийся на честном слове шарф и на ходу заталкивает его в сумку, а потом ловит вопросительный взгляд Селины и поспешно распахивает перед ней дверь. И улыбается – не может не улыбаться.

- Хаффлпаффцы разные, - подает голос Тони, когда гордо шествующая по коридору Мур вдруг снова обращается к нему. Вообще-то он ничего не имеет против того, чтобы идти чуть позади, разглядывая тонкую фигурку слизеринской старосты. Но вне Больничного крыла дышится как-то легче, смущение его больше не сковывает – так что почему бы и не поговорить, если уж дама настаивает? – Репутацию болтливых нам в основном Фоули и его вопли обеспечивают. Прости, - пожимает плечами он, - никак не могу привыкнуть к тому, что уже могу разговаривать. Спасибо тебе, кстати – не понимаю, почему я сам к Помфри раньше не пошел. Стой, стой, теперь не туда, - он осторожно тянет Мур за рукав мантии, не давая повернуть к лестнице, уводящей в слизеринскую часть подземелий. – Если, конечно, насчет кухни ты еще не передумала.

Тони легко бы согласился и просто проводить Селину до гостиной. У него напрочь отсутствует тщеславие альфа-самца, коллекционирующего свидания и все, что может быть на них похоже. Ему просто неожиданно приятно находиться рядом с Мур, наблюдать за тем, как она хмурит брови или улыбается самым краешком губ, но это ведь никого из них ни к чему не обязывает, правда?

Рикетту, по крайней мере, все еще хочется считать себя вполне свободным и независимым человеком. Даже несмотря на недавние проблемы с речевым аппаратом.

У тайного (будем откровенны, для барсуков – не особо) прохода на кухню он останавливается и спрашивает:

- Ты как, со мной пойдешь или подождешь здесь? Там это… слегка жарковато, шумно и пахнет, - Мур – не первая девчонка, которую Тони таскает с собой в святая святых, так что он имеет некоторое представление о среднестатистической женской реакции на это место. – Заодно отмажешь меня от старост в случае чего? – ухмыляется он и ныряет в открывшийся проход.

Самому Рикетту на кухне нравится: не потому, что там можно разжиться едой, а вообще. Здесь тепло, уютно и домовики все-таки довольно забавные существа. Но сегодня он не задерживается там дольше, чем нужно, чтобы забрать торопливо сложенный в несколько пар эльфийских рук обед, и возвращается в коридор, в котором – он не исключает такой возможности – его может никто и не ждать. И улыбается еще шире, когда все же видит Селину.

В Хогвартсе есть свои традиции. Например, если тебе удалось отхватить стоящую девчонку – непременно тащи ее на Астрономическую башню, будто других мест в школе больше нет. Но Тони примерно представляет себе количество ступенек до нее от кухни, а еще точно знает, что продуваемая всеми ветрами площадка хороша только в начале и конце учебного года, а уж никак не в январе. Вместо этого он готов предложить Селине альтернативу – вид, конечно, далеко не такой впечатляющий, но там хотя бы тепло.

В нежилой части подземелий, примыкающей к хаффлпаффской гостиной, легко заблудиться – они достраивались и перестаивались много раз за последние несколько сотен лет, и часть ответвлений и коридоров давно ведут в тупик. В одном из таких, находящихся поодаль от основных путей перемещения студентов, в стене есть большая ниша с широким основанием, на котором даже Рикетт может вытянуться во весь рост. Он часто так и делает – когда в гостиной слишком шумно, а хочется почитать или закончить письмо родителям. Место это, скорее всего, облюбовал не он один – однажды Тони обнаружил в нише потертую подушку в хаффлпаффских цветах, а в другой раз подобрал с пола несколько фантиков от конфет, но за те несколько лет, что он периодически сюда захаживал, он так и не столкнулся ни с одной живой (и даже мертвой) душой. То, что об этом месте знает кто-то еще, Рикетта не смущает: здесь и правда неплохо. Зачарованный факел прямо напротив вспыхивает ярким светом при первом же звуке шагов, а стена с нишей теплая в любую погоду – Тони так и не понял,  это на нее такое заклинание наложено или просто внутри проходит какая-нибудь труба.

Рикетт приглашающим жестом машет Селине в сторону ниши и садится сам, опираясь спиной на полустертый барельеф с каким-то пейзажем, который еще угадывается на задней стенке.

- Не стесняйся, - он подталкивает к Мур бумажный пакет с едой. – И рассказывай. Как ты докатилась до такой жизни, что обедаешь с не очень разговорчивыми хаффлпаффцами?

Селина изучает сэндвичи с таким настороженным видом, будто всерьез думает, что кто-то хочет ее отравить. Тони с интересом наблюдает за ней, с трудом сдерживая ухмылку. Он привык, что у девчонок какие-то сложные запросы к еде, Тэмз вон вообще смотрит на тарелку как на личного врага, так что, пожалуй, восприми Мур предложенный обед с энтузиазмом, он бы снова заподозрил ее в откровенном притворстве.

- Невкусно? – спрашивает он. – Извини, я не знаю, что ты ешь, так что брал, что дают.

Собственный сэндвич у Тони на высоте, но заняться им вплотную он не торопится. Рикетт – парень воспитанный и знает, что нехорошо разговаривать с набитым ртом. По крайней мере – с девчонками типа Мур.

…Интересно, такая формулировка – это тоже с ее точки зрения стереотип?

- Салфетку? – предлагает он, замечая конфуз с мантией. Чистящее заклинание надежнее, конечно и свело бы все проблемы на нет, но ему нравится этот нервно-брезгливый жест, которым Мур высвобождается из рукава, посмевшего в самом прямом смысле запятнать ее образ.

Сам Рикетт большую часть времени выглядит по-мальчишески небрежно. Закатанные до локтей рукава рубашки, вечно смятые из-за этого гармошкой, галстук, свободно болтающийся вокруг воротника, который никогда не застегнут на все пуговицы, безнадежно взъерошенные волосы, с которыми он пару лет назад окончательно устал бороться и позволил расти так, как им вздумается. Рикетт – не образец аккуратности, и это нормально.

Но девушки – дело другое.

Если и есть в противоположном поле что-то, что привлекает Тони больше, чем стандартный набор из тонкой талии и длинных ног, так это та атмосфера организованности, порядка и какой-то опрятности, которую девчонки способны создавать ну просто из ничего. Ему нравятся одетые с иголочки однокурсницы с прическами волосок к волоску, легким шлейфом духов и аккуратным макияжем, пусть в силу возраста он и не отдает себе отчет, что это именно косметика. Рикетту нравятся девушки, которые в два счета организуют пространство вокруг себя так, чтобы все было идеально – учебники лежали как по линеечке, на пергаменте не оставалось даже крохотной кляксы и ни одна капля зелья не попала на мантию. Тони, в общем-то, падок на идеальных принцесс, может быть, чуточку холодных, но зато умеющих привносить в его слегка хаотичный мальчишеский мир немного неизменного совершенства. И Селина Мур – хрестоматийный пример такого типажа. По крайней мере, Рикетту так кажется, но он определенно не готов признаваться самому себе, что действительно уже сформировал о ней вполне определенное представление.

- Да нет, - пожимает он плечами то ли на подначку, то ли на обвинение Селины. – Просто ты мало с кем общаешься. Ну, Шердлоу, Картер, возможно еще этот… - Тони щелкает пальцами, пытаясь поймать вылетевшую из головы фамилию слизеринского охотника, - Пьюси, вот. А больше я тебя редко с кем видел, - Рикетт морщит лоб, пытаясь сообразить, слышал ли он что-нибудь о парне Мур. То есть наверняка же они должны были у нее быть? Вот хотя бы на Святочный бал она точно ходила не одна, правда? Но ничего не идет на ум, и Тони пожимает плечами. Если уж на то пошло, он действительно чудовищно мало внимания уделяет чужой личной жизни, но все же, будь у Мур круг общения пошире, это было бы заметно даже ему.

– Если честно, по дороге в Больничное крыло я вообще был уверен, что тебе просто что-то от меня нужно. Но, если это так, - Тони наклоняет голову, улыбаясь, - то ты как-то уж очень издалека подходишь к делу.

Наверное, человека чуть более амбициозного, чуть более гордого это Селинино «скучно» могло бы сильно задеть. Не исключено, что именно этого она и добивается, когда, прищурившись, смотрит на него – проверяет, достигла ли шпилька цели. Но Рикетт удивительно толстокож во всех вопросах, что касаются его самого, а тот факт, что Мур заговорила с ним от скуки, настолько идеально укладывается в его представление о школьной иерархии, что Тони просто безмятежно улыбается, не пытаясь отвести глаза.

- И как, у меня получается как-то тебя развлечь? – интересуется он. В конце концов, он же «умеет удивить», а значит, более-менее справляется, ведь так? Где-то на «Удовлетворительно».

Но, может, он и не слишком хорош, потому что Селина резко повышает ставки, не меняя при этом своего спокойного, чуть скучающего тона. Из груди Рикетта вырывается короткий смешок, и он все же отворачивается, переводя взгляд на стену, чтобы дать себе небольшую паузу на раздумья.

На самом деле вопрос не кажется ему слишком уж личным или вызывающим. Отношения он воспринимает просто и без затей, и наличие либо отсутствие девушки никак не определяет для него самодостаточность. Он знает, что у большинства – не так, еще помнит Святочный бал, когда для многих его приятелей заполучить партнершу покрасивее было вопросом жизни и смерти. Вызовом самоуважению, что ли. Тони это уже тогда казалось странным. За последние пару лет у него было несколько девушек – бойких смешливых девчонок, чаще всего – на год младше, из тех, с которыми так легко прятаться от старост (в том числе Мур) после отбоя – в нише за гобеленом в коридоре второго этажа, на площадке Астрономической башни или в этих вот подземельях. Симпатичные девчушки, умеющие глупо хихикать и очаровательно краснеть – это были простые, ничем не омраченные и весьма короткие отношения, которые заканчивались так же легко, как начинались. Может быть, поэтому после событий Турнира и слухов о возрождении Того-Кого-Нельзя-Называть Тони больше таких не заводил – просто не мог снова вернуться к тому же уровню легкомыслия и жизнерадостности, которые для них требовались.

Но Селина – это совсем другая история.

Эта мысль звучит в его голове как-то сама собой, и Рикетт в который раз одергивает свой разошедшийся мозг. Нет ровно никаких оснований ставить Мур в один ряд с его бывшими подружками, даже для того, чтобы признать, насколько она на них не похожа. Один совместный прогул уроков все еще никого ни к чему не обязывает.

- Нет, у меня нет девушки, - говорит наконец Тони. – Сейчас нет, - уточняет он зачем-то, хотя, Мерлин свидетель, ему никогда раньше даже в голову не приходило подчеркивать свои прошлые сомнительные победы. И, для того чтобы окончательно расставить все точки в правильных местах и избежать двусмысленности, которая ведет его мысли куда-то совсем не туда, Рикетт с улыбкой уточняет:

- А у тебя, Мур, есть парень? – вопрос все еще звучит бестактно, но Тони умеет переводить такие вещи в глупую шутку: - Честно скажу: у меня вот не просто интерес. Хотелось бы знать, кто может разбить мне нос за эти вот сэндвичи и зелье от кашля. Слизеринцы, говорят, ребята ревнивые и с тяжелой рукой.